Показать содержимое по тегу: Школьные и студенческие истории

Ещё один пример изворотливой находчивости на экзамене. Знаменитый немецкий учёный Рудольф Вирхов (патологоанатом, гистолог, физиолог, один из основоположников клеточной теории в биологии и медицине, а также профессор Берлинского университета) во время экзамена любил задавать своим ученикам неожиданные вопросы – как будто простые, но с подвохом.

И вот однажды Вирхов обратился к студенту-медику с вопросом из области анатомии: – Скажите, куда я попаду, если своим ножом вскрою вам вот это место? – после чего учёный дотронулся карандашом до груди студента.

Молодой человек, который, по-видимому, не был достаточно подготовлен к такому вопросу, ответил весьма резонно: – Вы попадёте прямо в тюрьму, господин профессор!

А вот вам история о находчивости выдающегося немецкого физика-теоретика и математика Макса Борна – одного из создателей квантовой механики и лауреата Нобелевской премии по физике.

Как-то раз, в молодые годы, будучи студентом Гёттингенского университета, Макс Борн сдавал экзамен профессору Карлу Шварцшильду, который преподавал не только физику, но ещё и астрономию. Между ними произошёл любопытный диалог. Профессор Шварцшильд задал немного странный вопрос, какой-то даже житейский, не имеющий отношения ни к физике, ни к астрономии: – Что вы делаете, когда видите падающую звезду?

Каков вопрос – таков ответ, решил студент Борн и ответил: – Загадываю желание… Экзаменатор продолжил гнуть свою странную линию: – Хорошо, а что вы делаете потом?

И тут Макс Борн догадался – к чему именно клонит астроном Шварцшильд. И поэтому подыграл ему: – Я смотрю на часы, отмечаю время, устанавливаю созвездие, из которого появилась падающая комета, определяю направление её движения, длину светящейся траектории и т.д., а затем иду домой и вычисляю приблизительную орбиту небесной гостьи.

Больше вопросов профессор Шварцшильд не задавал, он остался очень доволен ответом умного студента Борна.

Следующая заметка наверняка будет интересна учителям и родителям детей школьного возраста. Великий советский, грузинский и российский педагог, доктор психологических наук, академик, лауреат нескольких премий в области образования, автор концепции гуманной педагогики Шалва Александрович Амонашвили как-то раз проводил свои традиционные Международные Педагогические Чтения.

Он задал учителям, собравшимся на его лекцию, вопрос: – Представьте себе ситуацию, вы проводите урок в четвёртом классе, и заходит ребёнок, который опоздал на 20 минут. Каковы будут ваши действия?

Учителя стали предлагать разные варианты, которые не отличались новизной: «Выйди из класса!», «Давай сюда дневник», «Садись на своё место, поговорим после урока», «Завтра жду родителей в школу» и т.д.

Шалва Александрович выслушал коллег, а потом сказал: – Когда опоздавший ребёнок зашёл в класс, я бы от всего сердца сказал: «Здравствуй, чадо моё, пожалуйста, проходи, садись, мы не могли начать без тебя урок, мы тебя очень ждали». Это называется безусловная любовь, это нельзя сымитировать. Если он опоздает и на второй день, я с ещё большей любовью скажу ему эти слова… И вы знаете, если вы так сделаете три, четыре, пять раз, ребёнок перестанет опаздывать. Потому что он реагирует только на чистый импульс любви. В этом психология ребёнка: если он чувствует, что его где-то безусловно любят, его уважают как личность, он никогда туда больше опаздывать не будет.

Весьма мудрый совет, не так ли, товарищи и господа педагоги?

Однажды знаменитый немецкий врач и учёный (а именно: патолог, патологоанатом, гистолог, физиолог, один из основоположников клеточной теории в биологии и медицине, а также археолог, антрополог и палеонтолог) Рудольф Людвиг Карл Вирхов принимал экзамены у студентов-медиков. Одного из них он попросил перечислить различные потогонные средства. Тот стал перечислять, но Вирхов был недоволен ответами, утверждая, что всё перечисленное может и не помочь больному.

Тогда раздосадованный студент выпалил: – В таком случае, господин профессор, мне остаётся предложить последнее, самое лучшее потогонное средство: для того, чтобы хорошенько вспотеть надо прислать пациента к вам на экзамен. 

От себя добавлю ещё один действенный метод: отличным потогонным средством является запись программ в телевизионной студии. За один записанный выпуск тележурнала «НЗ» мой хрупкий организЬм теряет полкило. Тема сегодняшнего выпуска – исторические заметки:
- Такой разный подход к решению проблемы
- Потлач – уникальный индейский обычай
- 451 градус по Фаренгейту или по Цельсию?
- Маленький Апокалипсис или Большой Женский Выходной в Исландии

Шикарный одесско-еврейский анекдот. Мальчика лет шести привели в школу на собеседование. И там его спросили, сколько он знает времён года. Ребёнок задумался на несколько секунд, и уверенно произнёс: – Шесть!.. 

Директор тактично ему намекнул: – А если подумать?.. Ну-ка, подумай…

Мальчик снова на мгновение завис, а потом сказал: – Честное слово, таки больше не помню... Шесть!..

Директор выразительно посмотрел на побагровевшую мамашу, многозначительно покашлял и отправил их на минуточку в коридор. Для того, чтобы родительница провела с сыном разъяснительную работу.

Мама возмущённо спросила у своего мальчика: – Ну, Сёмочка, и что это таки было?!

– Мама, мама... – со слезами на глазах ответил сынок, – я и правда не помню больше никаких «Времён года», кроме Вивальди, Гайдна, Пьяццолла, Лусье, Чайковского и Глазунова!...

На что мамаша вздохнула и произнесла: – Эх, Сёма, Сёма… А Игорь Стравинский, а Леонид Десятников, а Джон Кейдж!?

История одной фотографии. Можно без преувеличения сказать леденящей душу фотографии. На снимке – китайский мальчик по имени Ван Фуман. На его голове и бровях – снег, превратившийся в лёд. Одноклассники обледеневшего мальчишки заразительно смеются. Им очень весело. Одна девочка от смеха даже залезла под парту.

Хотя на самом деле тут смешного мало. Потому что Ван Фуман покрылся льдом пока шагал в школу 5 километров по 9-градусному морозу в лёгкой куртке и без шапки. Он очень-очень спешил на экзамен. Благодаря фотографии, сделанной и опубликованной в китайской Сети директором начальной школы, Ван Фуман стал знаменитым. Как только его не стали называть в стране и мире: и «Ледяным мальчиком», и «Снежным мальчиком» и даже «Мальчиком-снежинкой».

Ван Фуману не повезло родиться в маленькой бедной деревне Чжуаньшаньбао в провинции Юньнань. Его семья, также как и половина жителей этой деревни живёт за чертой бедности. Мамы у мальчика нет – она бросила своих детей. А отец – трудовой мигрант, который приезжает домой один-два раза в год. Вана и его старшую сестру воспитывает старенькая бабушка. Они живут в утлой хибаре с протекающей крышей. Дров для отопления не хватает, и вся семья во время холодов спит одетой.

Однажды осенью 1952 года в американском Лос-Анджелесе в школе под названием Elysian Heights (Элизиан Хайтс) произошёл презабавнейший случай. Ученики 6-го класса сидели на уроке в кабинете №8, вполуха слушали учителя и вспоминали, как ещё совсем недавно отдыхали на летних каникулах. Прямо посреди занятия внезапно дёрнулась ручка входной двери. Дверь приоткрылась и в класс вошёл дворовой кот.

Он был худым и немного неуклюжим. Усато-хвостато-полосатый посетитель с печальными зелёными глазами выглядел неважно, что вполне соответствовало его бездомному образу жизни. Уличный кот запрыгнул на ближайшую парту, потом на соседнюю, затем ещё на одну. Он деловито прогулялся по всему классу и, наконец, выбрал уютное местечко. Сложилось впечатление, что пушистый гость подобрал себе удобную парту.

Дети были в полнейшем восторге! Они вскочили со своих мест и окружили нового ученика. Учительница сначала потребовала выгнать кота, но школьники начали наперебой кричать, что он очень худой, ужасно голодный, глаза у него грустные, и нужно пожалеть несчастное животное. В итоге, дети уговорили педагога оставить нечаянного одноклассника до конца занятий.

Выдающийся русский учёный-механик, основоположник гидро- и аэродинамики, заслуженный профессор Московского университета, заслуженный профессор Императорского Московского технического училища, член-корреспондент Императорской Академии наук и отец русской авиации Николай Егорович Жуковский был очень рассеянным человеком.

Например, он запросто мог студентам второго курса прочесть лекцию для третьекурсников. Несчастные студиозусы – они и свои-то темы не совсем понимали, а тут на курс выше! Вообще ничего не понятно! Но зато Николай Егорович брал студентов другим – невероятной энергией, увлечённостью и добротой. Профессор редко ставил неудовлетворительные оценки и часто помогал на экзаменах. За это его очень любили студенты.

Интересный случай произошёл в Московской практической академии коммерческих наук, в которой Николай Жуковский преподавал теоретическую механику. Этот предмет считался самым трудным у детей финансистов, купцов и фабрикантов. Они пришли в коммерческую академию изучать коммерцию, а тут какая-то заумная теоретическая механика. Вот как сдавать зачёты по предмету, в котором ни в зуб ногой? Хитрые студенты придумали КАК это сделать – они, шельмецы этакие, воспользовались рассеянностью и благодушием своего преподавателя. Николай Егорович имел странную привычку: во время приёма экзамена он смотрел не на лицо, а на ноги отвечающего.

В начале XX века известный немецкий математик Феликс Христиан Клейн принял активное участие в реформе школьного образования в Германии. Помимо этого, он был автором и инициатором ряда исследований состояния дел с преподаванием математики в разных странах. Толчком к реформаторской деятельности Клейна послужил крайне интересный случай.

Однажды, занимаясь инспекцией немецких гимназий, он присутствовал на нескольких уроках. На одном из них, когда речь зашла об астрономе Николае Копернике, Клейн задал классу вопрос: – Когда родился Коперник?... В ответ – тишина.

Затем Клейн сказал: – Если не знаете даты рождения и смерти, скажите, хотя бы, в каком веке он жил?... Снова гробовое молчание.

Тогда Клейн спросил: – Скажите хотя бы, жил он до нашей эры или нет? На этот вопрос класс убеждённо ответил: – Конечно, до нашей эры!

Резюмируя свои наблюдения, педагог-реформатор Феликс Клейн отметил: «Школа должна была добиться, чтобы ученики, отвечая на этот вопрос, хотя бы не употребляли слово “конечно”».

Однажды в 1939 году молодой математик Джордж Данциг, учащийся Калифорнийского университета в Беркли, очень сильно опоздал на пару по статистике, которую вёл профессор Ежи Нейман. Припозднившийся студент тихонько вошёл в аудиторию, сел за парту и завертел головой, пытаясь понять, что он пропустил. На доске были записаны условия двух задач.

«Ага», – подумал Данциг – «Это, видимо, домашнее задание к следующему занятию». Студент переписал задачи в тетрадь и стал слушать профессора.

Дома он многократно пожалел о том, что опоздал на пару на целых 20 минут. Потому что задачи были действительно сложными. Джордж Данциг думал, что, вероятно, пропустил что-то важное для их решения. Однако делать было нечего. Через несколько дней напряженной работы он всё же «раскусил» эти трудные математические проблемы. Довольный заскочил к преподавателю и отдал ему тетрадь с ответами. Профессор Ежи Нейман рассеянно принял конспект и кивнул головой: да-да, мол, хорошо, спасибо, можете быть свободным. Он раскрыл тетрадь, бегло пробежал взглядом по формулам и цифрам, и даже как-то не сразу смог вспомнить, что не задавал студентам ничего подобного...